ЛИНДА ЕВАНГЕЛИСТА: «Я хочу выглядеть не молодо, а хорошо. Это совсем разные вещи»
Линда Евангелиста, человек из эпохи легендарных супермоделей, продолжает работать и сегодня, в свои 55 лет.
В 90-х она была участницей знаменитой "большой шестерки" супермоделей — наравне с Наоми Кэмпбелл, Кристи Терлингтон, Синди Кроуфорд, Клаудией Шиффер, Кейт Мосс.
Она стала первой моделью, которой предлагали супергонорары только ради присутствия на каком-либо модном мероприятии.
Ей принадлежит крылатая фраза, впоследствии растиражированная всеми изданиями: «Я не вылезу из постели меньше чем за десять тысяч долларов».
Теперь Линда стала взрослой, мудрой женщиной и вылазит из постели по более важным причинам. Она часть настоящей команды, которая собирает миллионы долларов на борьбу с распросранением ВИЧ и СПИДа.
Журнал Marie Claire задал ей несколько вопросов.
МС: Есть мнение, что пора пересмотреть теорию возраста. Вы замечали, что в фильмах 50 - 70-х молодые актеры выглядят очень... возрастными. А сейчас все как девочки.
Линда Евангелиста: Тогда свет был слишком резким. Голливудский вольфрамовый свет и плохой грим всё делали нереалистичным.
МС: Перед фотографом вы можете сыграть что угодно. Не хотите сняться в кино?
Л.Е.: Когда друзья включают в телефоне камеру, я первая кидаюсь позировать – но когда понимаю, что они снимают видео, я веду себя странно и получаюсь странно. Хорошее видео, так же как и хорошую фотографию, могу сделать, сыграть только я сама. Это каждая модель знает. А уж если позировать, то только великому человеку.
МС: Что говорил вам Стивен Мейзел?
Л.Е.: О Боже! Я рожала ребенка в его присутствии, и при этом ни на минуту не сомневалась, что, если он снимает, в этот момент я выгляжу восхитительно. С ним я всегда была в безопасности – можно было корчить любые рожи и при этом получаться красивой.
МС: Питер Линдберг?
Л.Е.: Он делал так, что на фотографии отпечатывалась я сама, настоящая. Мы уже давно дружим, но я никогда не чувствовала себя перед ним абсолютно комфортно, потому что он пробовал зацепить мою душу. Он со всеми это проделывает. Он не делает ретушь, она не нужна. Он всегда любил меня такой, какая я была, – но только тогда, когда я была собой.
МС: Как вы одеваетесь в реальной жизни?
Л.Е.: Дома – очень расслабленно, но за порог в разобранном виде я не выхожу. Мне это физически дискомфортно. И мне не нравится то, как люди одеты в самолете. Были времена, когда женщины не входили туда без Manolo, а сейчас там все в спортивных брюках. Роскошь уходит.
МС: Просто вы из той эпохи, когда на подиумах была только роскошь.
Л.Е.: А она была не только на подиумах! Раньше как женщины одевались в церковь? На каждой женщине было отлично сшитое платье, шляпка и перчатки. Не роскошь, её и не надо. Женщина, чтобы не опуститься, должна постоянно делать над собой усилие – очень грустно, когда его нет. Вымыть и уложить волосы – это усилие, но без него ты теряешь уважение к себе.
МС: Сын комментирует то, как вы выглядите?
Л.Е.: Нет. Если я прихожу домой в полном макияже после съемок, он говорит: «О, Линда здесь», или: «Линда дома». Если прихожу без косметики, он говорит: «Привет, мамочка».
МС: Кем бы вы стали, если бы не получилось стать супермоделью?
Л.Е.: Моя лучшая подруга и вся ее компания – школьные учителя. У меня бы тоже неплохо получилось.
МС: Что самое сексуальное в женщине?
Л.Е.: Отсутствие вульгарности.
МС: Что вы никогда не наденете?
Л.Е.: Нет такого. Никогда не говори никогда.
МС: Что вы уважаете в людях?
Л.Е.: Улыбки и миролюбие.
МС: Чем вы гордитесь?
Л.Е.: Думаю, я очень хорошая мама. Знаете, в какой-то момент ко мне пришло понимание, что мне самой надо было больше слушать мою маму. Я так протестовала, так злилась на то, что она мне говорит. Мы отдалялись, а зря. Я сделала много ошибок, а она была абсолютно права.
МС: Вы модель - в каждой съёмке ваше лицо рассказывает новую историю. Чего требовали от вас большие рекламные контракты, Dolce&Gabbana например, в последний период?
Л.Е.: Раньше было легче, мне просто предлагали роль. Сейчас хотят, чтобы я была собой. Это жуткий стресс, гораздо удобнее быть просто моделью.
МС: У вас с ними долгая история отношений...
Л.Е.: Когда я только начала работать, существовало очень четкое разделение. Либо ты фотомодель для печатных изданий, либо ходишь по подиуму. У нас были разные агенты, это были две параллельные индустрии. Я была «для журналов». В тот момент Dolce &Gabbana только появились, и я настолько искренне верила в них, что уговорила других девушек вместе со мной пойти к ним на подиум. Карла Бруни мне тогда сказала: «Похоже, из-за тебя мы все должны начать делать шоу». Это было все равно что снять с головы корону! Ну и что – мне нравилось, как эти ребята видели женщину, они волшебные!
МС: В воспоминаниях моделей 1960-70-х меня потрясло, что каждая модель должна иметь особый чемоданчик, в котором она постоянно носила свои собственные аксессуары, обувь, косметику и накладные волосы. Вы застали это время?
Л.Е.: Действительно, было такое время, когда я только начинала, дизайнер Билл Бласс перед показом говорил нам: « Я хочу, чтобы вы выглядели так, как вам самим нравится, так что делайте со своими лицами что хотите».
МС: Вы сейчас в ладу со своей внешностью?
Л.Е.: Я не старюсь быть молодой. Я даже не хочу быть молодой. У нас был стилист по макияжу Кевин Oукон, он панически боялся морщин. Постоянно говорил: «Пользуйся кремом от солнца, не делай того, не делай этого». Знаете, он умер в 40 лет – и да, у него так и не появились морщины. А я хочу успеть состариться. Я не спорю с процессом и принимаю все изменения, которые со мной происходят. Но, конечно, я при этом хочу хорошо выглядеть. Именно так – не молодо, а ХОРОШО! Это разные вещи.
МС: Но что-то в том, как вы двигаетесь, дает ощущение, что вам никак не 55, а 16.
Л.Е.: О, спасибо, дайте я вас за это поцелую! Все потому, что я умею выбрать позу, эмоцию, ракурс. И вещи, которые меня украшают. Модели очень трудно рекламировать то, что ей категорически не нравится, – какой бы великой актрисой она ни была.